Сидел человек на дороге
Ю. Тимофееву Сидел человек на дороге, Сидел на большой дороге, Сидел на проезжей дороге И говорил, говорил... Шли по дороге женщины, И говорил он женщинам: – Как хороши вы, женщины! Женщины, вы прекрасны! Нравилось это женщинам, И улыбались женщины, И уходили женщины, В себя ненадолго поверив. Шли по дороге мужчины, Он говорил мужчинам: – Как вы сильны, мужчины! Горы вам воротить! Нравилось это мужчинам, И улыбались мужчины, И уходили мужчины Твердым, решительным шагом. Мужчины встречали женщин, И обнимали женщин, И целовали женщин, И вместе смеялись над ним: – Сидит чудак на дороге, Сидит на большой дороге, Сидит на проезжей дороге, И говорит, говорит… 1963
В горах
Я силюсь проникнуть в молчание гор,
Я силюсь постичь нескончаемый спор:
Спор между звуком и тишиной,
Долиной речистой, немой крутизной.
Но, может быть, спор этот — вовсе не спор,
А просто высокая сдержанность гор,
А просто презренье к пустой суете,
К сумятице слов на помятом листе.
1963
Старухи
По вечерам заливался звонок.
Сходились старухи, тянули чаек.
Накинув на плечи серые шали,
Долго, степенно в лото играли.
Цифры прыгали по квартире:
Пять, восемнадцать, двадцать четыре.
Не годы, а цифры, а знаки – как просто:
Семьдесят, семьдесят пять, девяносто...
Старухи влезали в большие пальто
И шли по домам, позабыв о лото.
Им ночи бессонные не скоротать,
Им ночью не цифры, а годы считать:
Семьдесят, семьдесят пять, девяносто:
Как тяжко, как близко, как страшно, как просто...
1963
* * *
Всю ночь скребется дождь.
К стеклу прижавшись, дышит.
Следит за мной,
Как пес сторожевой.
Одна я. Только дождь
О чем-то спорит с крышей.
Ты где-то за дождем,
Невидимый, чужой.
Ты за дождем. Один.
Всю ночь он осторожно
Стучит в твое окно.
Он рядом. Он живой.
И одиночество
Не так уж безнадежно:
У нас есть общий дождь.
И я пока – с тобой.
1965
Детство
А что осталось мне в наследство
От дома ветхого, от детства
Под закопченным потолком.
По вечерам, сойдясь кружком,
Грядущих бед не замечая,
Художники за чашкой чая
Ведут беседы без опаски.
Отец в углу разводит краски.
За шаткой стенкою, одна,
Не засыпая допоздна,
Прислушиваюсь к разговорам,
Которых не услышу скоро,
И к маминым друзьям – поэтам,
И песням, столько раз пропетым
На двух родных мне языках.
Но вдруг в глазах у мамы страх,
И быстрое мое взросленье,
И детское недоуменье,
Когда насторожен и тих
Стал дом родителей моих.
Как быстро люди убывали!
Оплакивать не успевали
Друзей, убитых в заключенье,
Друзей, убитых в ополченье.
Трудна воспоминаний речь,
Но силюсь память я сберечь
О тех далеких вечерах,
Еще не предвещавших страх
И смерть…
Сменю ли на тщету
Тех слов и мыслей чистоту
И сохраню ли я наследство –
Уроки детства, память детства?..
1969
На путях
Казахстанская пурга,
Вихрь семипалатинский.
Мы далеко от врага,
Я в платке да в платьице.
Маму за руку держу,
Ветер бьет нещадно.
В байке реденькой дрожу
И хочу обратно.
Как тянула маму я
В мёрзлый рай теплушки!
Кипятка нальют друзья
В жестяные кружки.
И бежим мы вдоль путей,
Под вагоны лезем
И теплушкою своей,
Словно домом, грезим.
Паровоз уже гудел,
Руки к нам тянули,
И приветливо галдел
Наш печальный улей.
Белый вихрь чернят дымы,
И не видно станции...
Мама, а вернемся мы
Из эвакуации?
1971
В госпитале
«Сашка и Гришка сделали дуду» Из детской песенки "Сашка и Гришка Сделали дуду" – Песенка, как вспышка, Вспять за ней иду. Госпиталь в предгорье, Серые халаты. Горе, горе, горе. Дальние раскаты. Были Сашки, Гришки Озорны и бойки. Вот они – мальчишки: Койки, койки, койки. Песенкою детской Развести беду! В лица не вглядеться – Ай, дуду, дуду!.. Я пою, стараюсь, Заглушаю стоны. Кто же это – с краю, Страшный, обожженный?.. Голос напрягаю, Песню повторяю. Толстыми бинтами Разлинован зал. Может, тот, что с краю, Без вести пропал? В дудочку свистели, Сидя на заборе… Койки в коридоре. Горе, горе, горе. Песенкою детской Развести беду. В лица не вглядеться – Ай ду-ду, ду-ду! 1975
Мой постоянный тополь
Плыву в своей каюте двухоконной –
В квартире гулкой посреди Москвы.
В одном окне моем поспешный берег
Бежит навстречу мне, гремит, грохочет –
И отступает в прошлое мое.
Притормозит такси или автобус –
Увижу только, как волна металла
Вскипит со скрежетом, пыль на стекле оставив, -
И превратится в прошлое мое…
А за другим окном и летом, и зимой
Мой друг по плаванью – мой постоянный тополь.
Зимой прикинувшись седым, сутулым,
Весною оперяясь, как птенец, –
В распахнутую летнюю каюту
Он стряхивает пух с мохнатых веток,
Меня окатывает белой пеной
И льнет ко мне высокими волнами.
Всей зеленью своею утверждая,
Что седину всерьез не стоит принимать,
Внушает мне веселое сознанье,
Что плавание наше бесконечно…
1972
Из цикла «Первое прощание»
***
Покуда горечь миндаля
Скрывается в цветенье белом,
Одно добро творит земля,
Одно лишь благо в мире целом.
И снисходительный туман
Уходит, обнажая горы
И пограничных с небом стран
Простые вечные узоры.
Новорожденная весна
Так ласкова и несомненна,
Что мысль ясна, строка тесна,
И внятно все, и откровенно.
1969
* * *
Когда же, когда это было?
За валом охотился вал,
Всю бухту болтало, знобило,
Причал, как шакал, завывал..
И псы словно остервенели,
Горланили стаи ворон.
Ворочались люди в постели,
Латая разорванный сон.
Усильем, как ночь эта, длинным
Пыталась я выдворить страх,
Не думать о том, что сулит нам
Рассвет в наших первых горах.
1969
* * *
И здесь обманчива весна,
И здесь она непостоянна.
Беда моя, моя вина,
Что ей доверилась я рано.
Который день стекло окна
Так мутно, как стекло стакана
Из-под вчерашнего вина.
Но вижу я издалека:
Стоит девчушка на балконе
И вверх глядит, на облака,
Навстречу им раскрыв ладони.
В ее доверчивости тонет
Ночных предчувствий хоровод…
И только облака вразлет.
1969
Первое прощание
Стремительно взвивается дорога.
Обрыв, обвал – и будущего нет.
Но не смотри так пристально и строго,
Даст Бог и нам еще десяток лет.
Десяток лет – не вместе, не отдельно.
Не лучше ли десяток общих дней?
Да если бы… Разменян срок недельный,
И с каждым утром на день мы бедней.
Отмерены нам общие рассветы
Не слишком тороватою рукой…
В не-встречи заготовлены билеты,
Сменилось море медленной рекой
Воспоминаний…
1969
* * *
А там, за гранью ожиданья,
Куда не смею заглянуть,
Какою заплачу я данью,
Чтоб ожидание вернуть,
Чего я не отдам, чтоб снова,
Воспрянув от твоих щедрот,
Вобрать в себя одно лишь слово
На дни и месяцы вперед…
1969
Напутствие
Счастливый путь тебе в утраченное счастье.
Дай Бог тебе уют желанный обрести.
Пусть обойдут тебя унынье и ненастье
В том городе морском. Счастливого пути!
Надежный путь тебе к холодному прибою,
Сулившему тепло. Все обещанья – ложь.
Где прошлую весну назвали мы Судьбою,
Покой в своей душе ничем не потревожь.
Веселый путь тебе
в ночи хмельной, тоскливой.
С улыбкой отряхни воспоминаний кладь.
Где памятью весь год брожу я сиротливо,
К тебе да снизойдет забвенья благодать.
1970
* * *
Два года звезды падали с небес
За палисады, за дома и лес.
Они спешили с высоты сорваться,
Чтоб я сумела загадать желанье:
Всегда одно – с тобой не расставаться,
Всегда одно – с тобой продлить свиданье.
Смотрю в окно за черные кусты
И вижу вновь, как стену темноты
Звезды падучей разрезает свет...
А у меня желаний больше нет.
Что мне теперь звезда чужая эта?
Не вспыхнуть ей твоею сигаретой.
Что мне теперь внезапный этот свет,
Когда тебя на свете больше нет!
1971
* * *
Жесткие, хмурые ели,
Снег все черней и черней.
Тихий ты мой, неужели
Плакали вьюги в апреле,
Двинуться реки не смели,
Памяти верны твоей?
Но отчего ж так задорно
Кто-то свистит за окном,
Будто совсем не зазорно
Думать о том, как узорно,
Весело как и просторно
В мире, уже не твоем?..
1971
* * *
Ах, щебет, щебет, щебет,
Ах, лепет за окном!
Там кто-то дом свой лепит –
Надолго ль этот дом?
И май мне душу ранит.
Теплы и ясны дни.
Ах, май, рассветом ранним
Покой мой не спугни.
Дел у тебя немало,
Мой милосердный май...
О том, что потеряла
Ты не напоминай.
Журчаньем, пересвистом
Настигни, оглуши.
Я верю: в мае чистом
Бессмертие души.
1971
* * *
Белизна снегов и берез.
Кувыркается черный пес.
Льнет ко мне от избытка чувств,
Этой лаской и снегом лечусь.
Что же это – капель в декабре,
Чернь на губчатом серебре!
Побурели стволы берез,
И не так уж ты черен, пес…
1973
* * *
А, может, вправду, время
И бережет, и лечит,
И снадобьями всеми
Мне распрямляет плечи.
Как мне помочь желает
Мой эскулап лукавый!
Свиданье посылает
Мне с детскою оравой.
И вправду боль утихнет,
Когда в глазах ребячьих
Как прежде, строчка вспыхнет
Мгновенною отдачей.
В толпу прохожих влиться,
В поток автомобильный…
О, снежная больница,
Зимы халат стерильный!
Броней листвы оденет
И обласкает лето,
И города гуденье
Улыбкою согрето.
1972
Сосна в Переделкино
К стене придвинулась стена.
Мне стало душно, стало тесно.
Казалось, лопнула струна,
А свяжется ли – неизвестно.
Я отвернулась от стола
И вышла, не накинув шарфа.
Но к музыке меня звала
Сосны обветренная арфа.
Сосновый ствол среди берез
Звучал оранжевым мажором.
Мне в нем почудился вопрос:
А, может, суд был слишком скорым –
Мол, не посмею. Не смогу,
Но вот под пенье веток тонких
Отплясывают на снегу
Две юных женщины в дубленках.
Растрепанные облака
Свою мелодию выводят.
Да и моя недалека,
Сейчас чуть слышная забродит.
1973
* * *
Мне память что-то шепчет еле внятно –
Июль… Потеки бронзовой смолы.
Пруда слегка подкрашенные пятна
Едва видны сквозь хвою и стволы.
Но озаренье вдруг, но вдруг находка,
Из прошлого то день, то час краду...
И ярко-синяя мелькает лодка
На бледном замутившемся пруду.
Слова твои я слушаю без боли,
Простой ответ на вечный мой вопрос...
И ясное вдали желтеет поле,
На нем черны лишь несколько полос.
1973
Деревня Нелюшка
Юрию Вронскому 1 С тобой, деревня Нелюшка, Осталась мне неделюшка, Неделюшка-постелюшка На сене золотом, Там, где озера строенны, Спят лодки кверху дном, Там, где дожди настояны На молоке парном, Одни шмели там – воины Да нерадивый гром. Там небеса таинственны, Там вечером в час пик Гудит-кряхтит единственный Родимый грузовик. Внушает всем почтение Коров небрежный ход, Ценя свое значение, Они бредут вразброд. Коров в той чудо-Нелюшке Пасет Иван-дурак, Умнеет он во хмелюшке, А выпить не дурак. С потешкой входит в избы он, И стопка враз полна, И перед телевизором Сидит он допоздна. А я деревней северной, Холмистой, чистой, клеверной, И без вина хмельна. 2 В Нелюшке на закате Стекло под ветром дребезжало, И драли горло петухи. В моем окне листва дрожала, Кренился тонкий ствол ольхи. Гроза вдруг чиркнула зарницей, Над черным бором грохоча. Хозяйка терла половицы, Ворча и ведрами бренча. К ней постучались два соседа, И у дощатого стола За рюмкой потекла беседа, И я к столу звана была. Но по молчанью я томилась, Не находя его нигде, И лодку испросив, как милость, Сошла я к розовой воде. Багряный диск, надрезан тучей, За рощу не спешил сползти, А я благословила случай И стала медленно грести. Кто знает, может, мне в угоду Гроза исчезла без следа, Казалось, уходила в воду И растворялась в ней беда. Все длил закат свое горенье, И было тихо и светло, Чтоб хоть на вечер примиренье Ко мне бесшумно снизошло. 3 Облако Я в это облако могла войти, как в дом. Оно сровнялось с кособоким складом, На горизонте выгнулось холмом, А горизонт был на дороге, рядом. Я видела – из облака ко мне Шла по дороге грустная корова, За нею телка в пегой белизне Возникла из-под облачного крова. Мальчонка вышел, будто из дверей. Воздушная гора пошевелилась – И облачко бранящихся гусей От облака большого отделилось. Боялась я проникнуть в этот дом, Чтобы ему не нанести урона... Но мотороллер, пыль подняв столбом, Воздушный замок снес бесцеремонно. 1970
Чаепитие с осенью
И вот я миновала поворот,
Столкнулась с Осенью,
Ко мне идущей в гости.
Она несла мне полные забот,
Как закрома, вместительные горсти.
Дары ее свалив себе в подол
В свою квартиру
Я вошла с ней вместе.
По-летнему мой дом был пуст и гол,
Белели чашки –
Куры на насесте.
Я стерла пыль,
Мы сели у стола,
Чаи гоняли
И домашних ждали,
Считали неотложные дела
И до ночи о будущем гадали...
За тридевять земель
Оконце под стрехой,
Рябина над горбатым огородом.
Но избяной, бревенчатый покой
Еще мерещится
За поворотом.
1970
* * *
Какой нынче праздник? Кто так исступленно
Играет огнями на звонком пруду,
Кого кличут ветки речистого клена,
И что же я места себе не найду?
Какой невидимка стоит за спиною
И волосы треплет мне легкой рукой,
О чем говорит до заката со мною,
Как с птицами листья, как ветер с рекой?
Мне б только откликнуться, только поверить
В тот шепот, тот клёкот, тот праздничный зов
И, слушая ветви и слушая ветер,
Учиться дышать, начиная с азов.
1971
Дуб и фонарь
А дуб не зеленел –
Уж, видно, возраст вышел.
Но в старческой наивности своей
Он доброту ценил всего превыше.
Тенями длинными сухих ветвей
Он обнимал кусты и заодно фонарь,
Который, право, не нуждался в ласке,
Поскольку сам себе был государь.
А дуб из кожи вон. Смешные пляски,
Что стали старомодны век назад,
Под ветром затевал. Круглоголовый,
Фонарь спесивый – черт ему не брат –
Весь день стоял надутый. И ни слова
Не отвечал. Он попросту был груб…
Но вечером – как радовался дуб –
Фонарь вдруг вспыхивал прозрачным светом,
И этот свет старик считал ответом
На доброту свою, растроганно звенел,
И как-то днем – смотрю – зазеленел.
1971
Зной
Кричала птица: – Прочь!
Прочь! Прочь! – но мне казалось,
Что не ко мне был обращен тот крик.
Я спряталась в лесу
От грохота вокзала,
Чтобы с самой собой остаться хоть на миг.
В июльских сумерках наедине с собой
Брела я меж ветвей,
Ветвей не замечая.
Погружена в себя,
Окружена листвой,
Дождя не знавшей с середины мая.
Тревога желтых трав,
Угрюмый треск ветвей
Являлись мне тогда приметами покоя.
Деревья шли со мной,
Укрыв в тени своей,
Дыханием сухим храня и опекая.
Кричала птица: – Прочь!
Прочь! Прочь! – кричала мне.
Я не слыхала. В лес
Я шла за немотою.
Но помню и сейчас
Об этом знойном дне,
Когда усталый лес
меня укрыл собою.
1972
Окно на север
В окно мое солнце не любит смотреть,
Обходит его стороной.
Под вечер, как рыбы, попавшие в сеть,
Деревья блестят чешуей.
Ни всплеска, ни сполоха в заводи дня
И лишь на закате горенье.
Неласковый север балует меня,
Дарит запоздалое зренье.
Я встану и снова к окну подойду.
Давно бы вот так же глядеть –
Вбирая в себя с тишиною в ладу
Весеннюю тусклую медь;
Гасить суесловье в потоках дождя,
Хранить молчаливый мой дом,
Чтоб вспыхнуть однажды, с земли уходя,
Всю жизнь оправдавшим огнем.
1972
Похороны в Тбилиси
Озаренная мартовским солнцем
По улице Давиташвили
Шла процессия похоронная.
Люди медленно двигались вниз,
Как будто и сами причастные к смерти,
В землю сходили с неба,
Откуда стекала улица.
Шли строгие женщины
В черных узорных накидках,
Шли молчаливые,
В черных костюмах мужчины,
Я не видела слез, не слыхала рыданий,
Провожающих было много,
И ни одной машины,
Ни одного автобуса с траурным крепом.
Гроб открытый несли впереди,
Подставляя лицо покойного
Первым горячим лучам.
Был горестный путь
Торжествен и долог,
Чтобы с собою унес уходящий
Как можно больше последнего солнца,
Чтобы его на прощанье,
Как можно щедрее
Весна обласкала.
1972
В Квишхети перед грозой
Как отмели в излучине Куры,
Был желт на склоне солнечном теленок.
Вокруг желтели горы, как сыры.
Закат был тих, а пряный воздух звонок.
Как будто бы волна нас вдруг смела.
В трехслойных тучах чернота всплывала.
Хозяйка вниз теленка погнала,
Но дождь всё медлил ухнуть с перевала.
Ошметок сена, свившийся в клубок,
Вниз по дороге пыльной покатился,
И боров заспанный – в мазуте бок –
За ним вдогонку по шоссе пустился.
Спешили от грозы и мы с тобой.
В затылки нам грузовики гудели.
И дети, сбившись в черноглазый рой,
Нам, незнакомым, долго вслед глядели.
1972
Загадочная картинка
Голые черные ветки –
Загадочная картинка.
Задача: найти твой профиль.
Контур, изогнутый ветром,
Над ним чуть заметный штрих –
И я тебя вижу, а рядом
Другой, непрошеный, профиль,
Я знать его не хотела,
Но тополь меня не щадил.
Загадочная картинка –
Что она означает?
Может в сплетении веток
Та сторона бытия?
Как они изогнутся,
С кем окажусь я рядом –
Так ли все это важно?
Лишь бы стояло дерево
И рисовало загадки
Тонкими карандашами
На ватмане голубом.
1973
* * *
Небо такое синее,
Будто в цветном кино.
В свежей побелке березы
Нынче с ним заодно.
Не хватает только таблички:
Окрашено, осторожно!
Знаю ли я, что истинно,
Знаю ли я, что ложно?
Что за скрипучие птицы –
Как двери в моей квартире,
Снова я будто в украденном,
Наоборотном мире,
Снова плыву на апрельской
Прозрачной дрожащей льдине
Меж преходящим и вечным
Где-то посередине.
1973
* * *
Кто ты? Кто я?
Лишь смутная догадка,
Которую додумать недосуг.
Лишь слово мельком,
Только взгляд украдкой –
Случайный отзвук, но еще не звук.
Лишь островок зеленый,
меж сугробов,
Сулящий нам далекое тепло.
Пока еще попытка, только проба.
Еще все холодно, еще бело.
Открытость летняя! А до нее-то
И моросящий снег,
И скользкий наст...
Долга под серым пологом дремота,
Лениво разлучающая нас.
1973
* * *
Как много мне дано,
Как мало мною взято.
Бьет свет в мое окно
С рассвета до заката..
Как дерево, живу,
Твержу свое чуть слышно,
Гляжу в снега, в траву,
Тиха и неподвижна.
Все кажется, что мне
Далёко до заката,
И все, что там – вовне,
К полудню будет взято.
Не думаю о том,
Что может вдруг ворваться,
Что будет топором
Или пожаром зваться;
Что полдень был да сплыл,
И вот – завечерело,
Что возраст опалил,
Травой запахло прелой.
Меж тем, пора давно
Задуматься об этом,
Взять все, что мне дано,
И захлебнуться светом.
1974
* * *
Когда оно свершилось – это чудо?
Еще в прихожей громоздятся лыжи,
И вдруг – трава! Да ей грозит простуда,
Нагой, простоволосой, с прядью рыжей...
Еще в деревне дров запасы множат,
Но у калитки, над пахучей связкой
Мильон проворных мошкариных ножек
Нас веселит безудержною пляской.
И пруд уже крошится, и ночами
Лягушки песню брачную заводят.
Бранятся галки по утрам с грачами –
Все по душе нам в этом хороводе.
И дождь грибной негромко песне вторит.
Грибной! В едва родившемся апреле!
Мы, верно, нынче у судьбы в фаворе–-
За что нам эта радость, в самом деле?
1975
Пробуждение
Парк, под ветром стонущий, сырой,
Разукрашенный аляповато
Незамысловатой мишурой
Выцветших изодранных плакатов.
Корка белая на озерце,
Зелень тусклая пустых бутылок.
Отрешенность на твоем лице,
Тень вчерашнего в глазах застыла.
Мы с обрыва долго смотрим вниз,
Ветер шапку с головы срывает.
А внизу река твердит: «Проснись!»
День сегодняшний к тебе взывает.
Как подснежник, первый катерок.
Лодочка зеленая, как почка.
Вышла мать с ребенком на порог.
По небу пунктиром птичья строчка.
Через серенькое решето
Потянулись к нам лучи живые.
Ты вздохнул и расстегнул пальто,
И в глаза мои взглянул впервые.
1975
Раз в году
Ко мне лишь раз в году
приходит лес.
Лишь вслушаюсь, вгляжусь,
Хвачусь – а он исчез.
Вот так же раз в году
Ко мне приходишь ты:
Не успеваю вслушаться, всмотреться,
Задуматься – стираются черты,
Слова и взгляды не тревожат сердца.
И лес – уже не лес, и ты – не ты.
Живу я, о свиданье не гадая.
Лес, что ни год, другой,
И ты, и я – другая.
Лесами наговоренные строки!
Часами напроворенные сроки!
Грохочет пыль, по городу клубится.
Все то, что не сбылось,
Приходит раз в году.
Лес дышит, шелестит,
Шуршит – и хочет сбыться.
Лишь веточку его
В строке своей найду.
1975
* * *
Сыну Десяток тюбиков, Букет кистей. Цвет лепит образ, Форму и пространство. В тончайших переходах суть вещей… Ах, слов определенность и тиранство. Что может глаз, Того не может слух, И слепота чревата немотою. Краплак заката Вспыхнул и потух Под синевой тяжелой и густою. Ты моешь кисти, Сохнет полотно, А я брожу и вслушиваюсь немо. На тротуарах стынущих темно, И незнакомой музыкальной темой Ночь окликает, краски дня сменив, Смешав цвета в мелодии единой… И жизни две в одну соединив, Мерцает слово и звучит картина. 1975
В марте
Матовый мартовский день
Немногословен и долог.
Веток линялый плетень,
Блеклая зелень елок.
Вязов проснувшаяся чета,
Пробная песня синицы –
Первый мазок на равнине холста,
Первое чтение пьесы с листа,
Задолго до репетиций.
Над жидкими ветками ровная,
Тусклая седина –
Только рогожка дробная,
Вот-вот расползется она,
Небрежная, точно занавес
На современной сцене.
Апрель разыграется заново
И декорации сменит.
1975
* * *
Будто в детстве, беги за мячом,
Урони его в пруд – и заплачь.
Пусть тревог еще нет ни о чем,
Только бабка ругает за мяч.
Пусть утрат еще нет, и тетрадь
Разлинована в строчку косую,
И склонилась старательно прядь,
Перед словом рука не пасует,
Хоть не просто задачки решать
И страницу заполнить пустую.
Что ж теперь изменилось? Гляди,
Снег, как в детстве, и чист, и обилен.
Ну а что там застряло в груди,
Что осталось у нас позади –
Мы забыли… Не правда ль, забыли?..
1976